дурацкую Ферарру!» Или торжественно объявите: «На эти выходные мы с дорогим для меня человеком забронировали номер в лучшем отеле города Феррары!» Гостиница останется одной и той же. Но во втором случае мы наблюдаем опасное состояние – синдром завышенных ожиданий. Такой подход заведомо сулит сплошные разочарования. В конце концов, когда рядом с вами драгоценный человек, какая разница, как много колбасы вам подают на завтрак? Очевидно же, что крохотные, умирающие городки не в силах предложить столичному жителю ничего качественного. Есть отели – легенды, это правда. Но в Ферраре их нет. Так что мне стало ясно: наш отель. Если никому не нравится – значит, есть в нём что-то очень правильное. И я не ошиблась.

Гостиница на одной из древнейших улиц расположилась внутри прославленного дома, а по сути представляла собой сожительство приживалок. Это следовало уже из того вкуса, который проявился в оформлении архитектурных решений особняка, относящегося к периоду заката великого герцогства (то есть приблизительно к концу XVI века). Кому именно сегодня принадлежит это здание, глядя на трёх брюзгливых старушенций, проводящих своё время в баре у гигантского телевизора, – установить не представилось возможным. Со временем эти родственницы превратились в некую привлекательную по своей чудовищности гидру, которая возмущённо шипит, стоит только постояльцу отеля возвысить голос во время трансляции её любимой телепередачи. Подобный аттракцион дорогого стоит, так что глубоко не правы те, кто упустил это из виду.

А началось всё с того, что мы обнаружили высокую дверь прекрасного фасада, которую украшала надпись, исполненная на чёрно-белом принтере: «НИКАКИХ СОБАК!» В Италии подобное объявление равносильно: «С детьми не входить!» Я столько раз наблюдала, как собаки приходят в храм на вечерню и по привычке застывают изваяниями в дальних приделах, не говоря уже о том, что наравне с хозяевами привыкли проводить своё время в кафе и ресторанах. Ведь даже в самом роскошном из них рано или поздно обнаруживается какой-нибудь мастиф, который, утомлённый долгим ужином, подаст свой голос из-под скатерти. Так что это объявление нас заинтриговало даже больше, чем композиция портика входа. И каково же было наше удивление, когда первое, что мы увидели, прямо на стойке ресепшен, – милейшее и наглейшее существо, крошечного щенка, который горделиво расхаживал по документации заведения и немедля поспешил обмочить наши паспорта.

Хозяйка животного вела себя не менее возмутительно, она отказывалась верить, что у нас есть бронь. Чего только она не рассказывала нам на плохом английском!.. Суть была ясна – нам здесь не рады. Нас отказываются здесь принимать. И это только укрепило нас в решении остановиться именно здесь. Тем более что на помощь пришёл родной отец сурового администратора, убелённый сединами, очень высокий и с красным носом. Он ласково нам улыбнулся и попросил свою дочь заселить постояльцев в отель. В ответ дева только презрительно хмыкнула. Забрала собачку и ушла. Отец немного помолчал, рассеяно постучал по клавишам компьютера и начал регистрацию. Предложил пока подняться в ресторан. А чтобы сгладить все неловкости, горячо пообещал Интернет.

Самая большая проблема Италии, а может, и её счастье – Интернет. Его нет. Или он местами. Потому обещание Интернета – это всегда плохой знак. Зачем так горячо уверять? Зачем столь любезно обещать то, что естественно? Мы недоверчиво переглянулись и по шикарной лестнице взошли в обеденную зону. Время нашего торжественного всхода совпало с полуднем, и под бой многочисленных старинных часов, которые украшали дворец и за которыми стен просто не было видно, мы успели прийти к мнению, что были бесконечно правы, не послушавшись никаких путешественников. Просто это не отель, а настоящий аттракцион! Притом, что я не преминула рассмотреть ячейки ключей за спиной администратора – здесь, кроме нашего, был занят только один номер. Однако ресторан был полон громкой песней, посреди которой виднелась та самая могущественная Гидра, что колыхнулась в нашу сторону сиреневыми (sic!) волосами (последний раз я такое видала у подъезда №3 по проспекту маршала Жукова в далёком 1987-м). Я тотчас почувствовала себя дома и уверенно уселась за соседний стол, вроде как разделить радость от шоу на большом экране. Гидра зашипела, но сдержалась. Мы были тихи.

И пусть стыдливо поданные застывшие спагетти были скорее похожи на представление об итальянской кухне глубоко провинциальной русской женщины, нас это не расстроило. С жадным любопытством мы рассматривали Гидру и отношение к ней двух приятственных пожилых мужчин, которые были не просто официанты. Они не попусту подобострастничали тут с утра до вечера уже почти что век, но являлись всеобщими внучатыми племянниками. Постепенно в наших головах сложилось некое родовое древо, и вскоре мы смогли подкрепить предположения фактами – фотографиями, установленными на всех возможных горизонталях этого гигантского дома, и рассказами нашего сопровождающего. Да, мы очутились в родовом гнезде, напичканном дурным антиквариатом, сплетнями, недоброжелательством, ожиданием наследства и всяким таким, о чём давно перестали писать даже в книжках. От восторга мы чуть с ума не сошли.

Гидра проводила своё время в лучшей части палаццо – в своих шикарных гостиных под расписным потолком. Здесь теперь раскинулся ресторан, и её развлекали тут любимыми напитками и десертами. Судя по звукам в телевизоре, у неё имелись пристрастия, которые она считала важным выражать различными по степени приятности возгласами. Помимо того, она умудрялась ещё отдавать краткие и столь противоречивые распоряжения, что иногда участники представления в отчаянье хватались обеими руками за голову и выбегали прочь из гулкой залы. Властительница умела производить драматический эффект. А ещё Гидра проживала на последнем этаже палаццо. И поэтому, когда однажды ей потребовался лифт, она была крайне раздражена, обнаружив, что какие-то постояльцы используют её электроэнергию. Я не понимаю по-итальянски, но мой муж имел счастье слышать, как одна сиреневая голова, стоя рядом, вопрошала другую, полулысую, почему бы нам не подниматься к себе пешком.

Вот это какое-то старинное недоброжелательство и странное ощущение, что ты нежеланный гость в большом богатом доме, который распадается на глазах, который проживает самые последние свои часы, – было весьма занимательно. И поучительно тоже.

Жан-Поль Сартр

27 ноября. 23:01

Чувство приключения – это, пожалуй, попросту и есть чувство необратимости времени. Только почему оно присуще нам не всегда? Может, время не всегда необратимо? Бывают минуты, когда кажется, что ты можешь делать что хочешь: забежать вперед, возвратиться вспять – значения не имеет, а в другие минуты петли стягиваются, и вот эти минуты упускать нельзя, потому что начать сначала невозможно.

Тошнота

И дольше века длится день…

7 декабря. 17:37

Теперь в 17:30 ночь. Темнеет моментально. Я опять не заметила, как это случилось, хотя, казалось, не отрывала глаз от окна. Ведь ещё минуту назад птицы выписывали свои таинственные фигуры в небесах. По правде в небесах, ну точно как у Тьеполо. Но вот уже колокола то там, то тут звонят к вечерне. И мне кажется, сегодня рано. А быть может, я совсем отбилась от времени.

Без названия

8 января. 21:33

И была Венеция безлюдна. Молчалива. Набирается сил для Карнавала. И самые вкусные рестораны закрыты, и многие отели. И мы потерянно бродили подчас совсем одни, в этом призраке города. Над нами чарующая мягкая дымка, под ногами – бирюза, и лишь изредка полыхнёт как огнём —это луч солнца скользнул по волнам лагуны… Не сезон. В эти дни Венеция в прямом смысле этого слова —неузнаваема. Сейчас она ощущается совершенно особенным образом, ведь на улицах больше не живет её многоязычное разношёрстное чудовище. Она только твоя. Вот если бы не русские. Ведь тут только русские! И они мечутся из магазина в магазин, словно сшивают горний город с миром дольним швом вперёд иголкой…

В обед за соседним столом оказалась большая компания. У одного из её предводителей – день рождения. Он привёз своих компаньонов сюда накануне вечером, но из отеля они пока ещё так и не вышли. Не успели. Вчера поужинали. Утром позавтракали. А тут уж и обед.

Бедняга официант сбивается с ног –